И на склоне лет Микеланджело Буонарроти, слава и совесть Италии, напишет стихотворение, где в каждой строке будут жить ясени на горных кручах, и овцы на склонах, и плуг, бредущий вдоль косогора, и хижина из глины и соломы — приют простых людей, умеющих только трудиться и любить... И вся эта картина возникнет как единственно достойное вместилище Правды — «нищей и бездомной, за что народ и чтит ее как раз». Литой стих напомнит еще раз, на какой истинно народной почве взошел талант Микеланджело.
В начале его жизни были горы и дали тосканской земли. В начале жизни был камень, что из рода в род — изо дня в день — вырубали, состязаясь в упорстве с утесами, умелые мастера — скальпеллини. Для них камень был живым, гордым, заслуживающим труда и терпенья, добытым в единоборстве человека и горных скал. И для скульптора камень — одухотворенная часть материи. Он изначально содержит некий пластический образ, и задача в том, чтобы почувствовать его, прозреть и высвободить из плена. Один из лучших сонетов Микеланджело будет посвящен этой идее:
И высочайший гений не прибавитЕдиной мысли к тем, что мрамор
Сам таит в избытке, и лишь это нам
Рука, послушная рассудку, явит.
С раннего детства он умел внимать безмолвной речи гор и облаков. В грозовых тучах виделись ему битвы древних богов, в очертаниях гор — лики героев. И годы спустя в каменоломнях Каррары он услышит этот зов гор и захочет прямо из высокой скалы, возвышающейся над морем, вырубить Колосса, Гиганта, который смогут видеть издалека мореплаватели. И будет сожалеть до конца жизни о несбывшемся том замысле.
Но наступит день и час, когда молодой Микеланджело приблизится к громадной глыбе во дворе собора. И купол Брунеллески плыл над ним в иссиня-темном блещущем небе.
Он был один на один с камнем странных пропорций, чрезмерно вытянутых на первый взгляд. К тому же мрамор был в нескольких местах сколот и пробит неудачливой рукой.
Он медленно подошел и коснулся ладонями шершавой, холодной поверхности камня. И затем, как пишет Вазари, «измерил его заново и рассудил, какую фигуру удобно было бы из нее высечь, примеряясь к той форме, какую придал камню изуродовавший ее мастер».
Так оно и было, конечно. Гонфалоньер Содерини не ошибся в выборе скульптора. Микеланджело не колебался, быть или не быть его «Гиганту». Ведь совсем незадолго до этого кардинал Пикколомини из Сиены предложил ему интереснейший заказ — изваять 15 мраморных статуй в натуральную величину. И контракт уже был подписан в Риме 19 июня 1501 года. Но, увидев вновь гигантскую глыбу, Микеланджело отказался от работ в Сиене. Искра пламенного духа вспыхнула. Бушующая, как ураган, яростная сила творчества захватила его.