Петербургская академия художеств гудела как растревоженный улей: неведомо каким путем сюда попали снимки роденовского «Бальзака». Мы, много слышавшие о спорах, кипевших в Париже вокруг новой работы Родена, подолгу всматривались в величавую, осанистую фигуру знаменитого писателя. Поднятая ввысь вдохновенная голова, всевидящий взгляд мудреца, сердцеведа, большое тело, скрытое под просторным, ниспадающим до земли плащом, — все впечатляло.
Многое здесь буквально совпадало с описанием Ламартина: «Бальзак — это была олицетворенная стихия: громадная голова, огненный взгляд, колоссальное тело, он был тучен, плотен... но не было в нем тяжести: его душа была так сильна, что она легко несла это тело...»
Да, великая душа Бальзака легко, непринужденно несла громаду тела в статуе Родена. Такими представлялся нам замысел знаменитого мастера. Там, где сторонники выглаженной, выхолощенной тупым усердием скульптуры видели лишь сырую, непроработанную форму, нам открывалось ошеломляющее мастерство, без которого не могло быть и речи о создании памятника гению.
Трое друзей — Кончаловский, Ермолаев и я — долго ходили в тот день по Васильевскому острову, с жаром обсуждая событие.
Мы были молоды. Мы были по горло сыты академической рутиной. Мы за тысячи верст от парижской мастерской Родена чувствовали родство наших темпераментов и его страсти творца. И впоследствии каждый из нас, не сознавая того, тянулся за Роденом в стремлении постичь и выразить поэтическую правду, обитающую в людях, живущих вокруг нас, в домах и деревьях, в движении облаков и течении рек...
Замысла Родена не поняли французские писатели... Общество литераторов, заказавшее памятник, не приняло роденовского образа гениального романиста; заказ передали Фальгиеру. Малоталантливый скульптор создал нечто невразумительное, не преминув, впрочем, воспользоваться образными находками роденовской статуи. Писатели снова остались недовольны; они еще раз обратились к Родену...
Эта история вполне банальна. Боязнь самостоятельности мышления художника не преодолена и по сей день. А поучителен финал истории: Роден, проработавший над статуей Бальзака с 1893 по 1898 год, отказался — когда дело шло уже к реальному завершению работы! — от исполнения повторного предложения общества литераторов. Еще бы, первоначальный их отказ был кощунством!
Роден не меньше, чем все почтенное собрание литераторов, знал и любил Бальзака. И к тому же владел даром понимания Бальзака, даром выражения этой любви средствами пластики...
Считая решенной поставленную перед собой творческую задачу, Роден не счел нужным расходовать силы на дальнейшие препирательства с людьми, неспособными постичь образную сущность памятника Бальзаку. «Бальзак останется мне», — упрямо твердил скульптор в ответ на щедрые предложения всякого рода покупателей.
Урок Родена в том, чтобы пуще глаза своего беречь достоинство творца!...
А чего стоит драматическая история тяжбы между Роденом и муниципалитетом города Кале?